Люди сороковых годов - Страница 58

- Впрочем, то же самое подтверждали и другие ваши товарищи, так что слава эта за вами уже установившаяся, - проговорил он.

Павел и на это ничего ему не сказал.

- А вы давно из Демидовского перешли сюда? - спросил он, в свою очередь, Салова.

- Второй год уж!.. Там профессора или пьянствуют или с женами ссорятся: что же мне было при этом присутствовать? - проговорил поспешно Салов.

- Здесь и не делают этого, да вы немного ими, кажется, интересуетесь, заметил ему с улыбкой Неведомов.

- Некогда все! - отвечал Салов, в одно и то же время ухмыляясь и нахмуриваясь. Он никогда почти не ходил в университет и все был на первом курсе, без всякой, кажется, надежды перейти на второй.

- Ну, батюшка, - обратился он как-то резко к Неведомову, ударяя того по плечу, - я сегодня кончил Огюста Конта{173} и могу сказать, что все, что по части философии знало до него человечество, оно должно выкинуть из головы, как совершенно ненужную дрянь.

- Уж будто и совсем выкинуть из головы? - спросил Неведомов несколько насмешливо.

- Выкинуть-с! - повторил Салов резким тоном, - потому что Конт прямо говорит: "Мы знаем одни только явления, но и в них не знаем - каким способом они возникли, а можем только изучать их постоянные отношения к другим явлениям, и эти отношения и называются законами, но сущность же каждого предмета и первичная его причина всегда были и будут для нашего разума terra incognita"*.

______________

* неизвестная земля, область (лат.).

- Кант{173} почти то же самое говорит, - возразил, как бы в некотором недоумении, Неведомов.

- Сделайте милость! - почти закричал на него Салов. - Ваш Кант положительнейшим образом признавал и все эти субстанции, точно так же, как Гегель{173} выдумал какого-то человека как микрокосм, - все это чистейшая чепуха! Помилуйте, одно это, - продолжал кричать Салов, как бы больше уже обращаясь к Павлу: - Конт разделил философию на теологическую, метафизическую и положительную: это верх, до чего мог достигнуть разум человеческий! Теология, говорит, есть форма мышления полудиких народов, метафизика есть переходный период, и наконец позитивизм есть последнее слово здравого, незатуманенного ума человеческого.

Неведомов, при этих словах Салова, усмехнулся.

- Чему вы смеетесь? Чему? - обратился к нему Салов с азартом.

- Тому, - отвечал тот кротко, - что нельзя же, прочитав первую попавшуюся под руку философскую систему, уничтожить и почеркнуть ею все прочие.

- Нет-с, можно, если она удовлетворяет всем требованиям моего ума. Ведь, не правда ли, что я прав? - обратился Салов прямо уже к Павлу. - Вы, конечно, знаете, что отыскивают все философии?

- Начало всех начал, - отвечал тот не без улыбки.

- Начало всех начал, - повторил Салов. - А Конт им говорит: "Вы никогда этого начала не знали и не знаете, а знаете только явления, - и явления-то только в отношении к другому явлению, а то явление, в свою очередь, понимаете в отношении этого явления, - справедливо это или нет?

- Это, может быть, и справедливо, - произнес Павел, - но я совершенно несогласен с вами касательно теологии, которая присуща и самым образованным народам.

- Да, ее терпят для мужиков везде - даже и умные англичане, - возразил Салов.

- Кроме того, - продолжал Павел, как бы не слыша его замечания, - ее необходимость доказывается общим верованием всех народов.

- Что-с? - спросил его вдруг Салов.

- Необходимость теологии доказывается общим верованием народов, повторил Вихров уже сконфуженным голосом.

- Послушайте, - начал Салов тоном явного сожаления, - я буду с вами говорить о философии, а вы будете мне приводить доказательства из катехизиса.

- Что ж такое?.. - больше уже бормотал Павел. Он сам очень хорошо понял, что не совсем удачно выразился.

- Это доказательство вовсе не из катехизиса, а, напротив доказательство истории, - поддержал его Неведомов. - Существование везде и всюду религии есть такой же факт, как вот этот дом, эти деревья, эти облака, - и от него никакому философу отвертеться нельзя.

- Действительно факт, - подхватил Салов, - но только болезненный.

- Не может же болезнь быть всеобщей, - возразил, пожимая плечами, Неведомов, - во всех эпидемиях обыкновенно более половины остается здоровыми, а тут - все...

- А, это уж, видно, такая повальная на всех! - произнес насмешливо Салов. - Только у одних народов, а именно у южных, как, например, у испанцев и итальянцев, она больше развивается, а у северных меньше. Но не в этом дело: не будем уклоняться от прежнего нашего разговора и станем говорить о Конте. Вы ведь его не читали? Так, да? - прибавил он ядовито, обращаясь к Неведомову.

- Нет, не читал, - отвечал тот спокойно, - да и читать не стану.

- Почему же это он лишен будет этой чести? - спросил Салов насмешливо.

- Потому что, - продолжал Неведомов тем же спокойным тоном, - может быть, я, в этом случае, и не прав, - но мне всякий позитивный, реальный, материальный, как хотите назовите, философ уже не по душе, и мне кажется, что все они чрезвычайно односторонни: они думают, что у человека одна только познавательная способность и есть - это разум. Я очень хорошо понимаю, что разум есть одна из важнейших способностей души и что, действительно, для него есть предел, до которого он может дойти; но вот тут-то, где он останавливается, и начинает, как я думаю, работать другая способность нашей души - это фантазия, которая произвела и искусства все и все религии и которая, я убежден, играла большую роль в признании вероятности существования Америки и подсказала многое к открытию солнечной системы.

- Но согласитесь, - опять почти закричал на него Салов, - что у диких народов область этой фантазии гораздо шире и что прогресс человечества и состоит в том, что разум завоевывает у фантазии ее территорию.